Послание к Колоссянам, глава 3

Ответить на вопросы, поделиться своими размышлениями можно в комментариях

Прочтите толкования:

Схиархимандрит Авраам (Рейдман)  

Блаженный Феодорит Кирский

Святитель Феофан Затворник

Схиархимандрит Авраам (Рейдман)

Поучение в Неделю 28-ю по Пятидесятнице

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы слышали апостольское чтение из Послания апостола Павла к Колоссянам. Святой апостол пишет им: «Когда же явится Христос, жизнь ваша, тогда и вы явитесь с Ним во славе» (ст. 4). Конечно, речь идет о явлении Христа в будущей жизни. Почему? Потому что в нынешней жизни и для нас, верующих, Он — невидим, скрыт от наших телесных чувств, хотя своим духовным чувством мы Его осязаем и, если ревностно подвизаемся, ощущаем Его внутри самих себя. В зависимости от нашего преуспеяния, от того, как мы углубились в созерцание Его вездеприсутствия, мы ощущаем Его действия в Таинствах, а иногда даже и вне себя, вокруг себя. В то же время Он и для духовных чувств не вполне открыт и не вполне явен, но только отчасти показывает нам Свою славу, ради того чтобы поддержать нас в бранях, утешить в скорбях.

Итак, апостол Павел имеет в виду будущее явление Христа, хотя Он и сейчас, если мы живем ради Него, становится нашей жизнью. В ином месте апостол Павел говорит о себе: «Уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал 2:20), а здесь он относит это ко всем христианам: Христос есть «жизнь наша». Мы только должны жить право, ревностно, и тогда будем ощущать это всегда. Чем больше мы общаемся со Христом, чем больше ощущаем Его как «жизнь нашу», тем больше стремимся к тому, чтобы в полной мере увидеть Его Божественную славу, Его величие, равно как и телесными глазами узреть Его как человека. Когда это произойдет, когда мы действительно увидим Его, если будем помилованы, тогда Он прославит нас таким образом, что и мы сами явим свою славу. Как же это можно объяснить, как понять? Сейчас человек, который угождает Богу и пребывает во Христе, не созерцает Его телесными глазами, не ощущает телесными чувствами — только духом. И те, кто взирают на такого человека со стороны, также не видят, что Христос есть его жизнь, и считают его ничем не примечательным. Разве что кто-нибудь, также будучи духовным, прозревает и чувствует в этом подвижнике нечто необыкновенное, нечто сродное, знакомое ему по его собственной внутренней жизни. Но когда Христос явится нам, тогда и наша слава, упование и единение со Христом откроются в полной мере. Потому апостол Павел и говорит: «Тогда и вы явитесь с Ним во славе». Спаситель Господь наш Иисус Христос сказал, что угодники Божии в будущем веке просияют, как солнце (см. Мф 13:43). Даже и в нынешнем веке некоторые отчасти сподоблялись такой славы, например: Арсений Великий, Симеон Новый Богослов, преподобный Серафим Саровский и другие подобные им подвижники. Тем более так будет, когда нам откроется полнота истины.

Далее читаем: «Итак, умертвите земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть и любостяжание, которое есть идолослужение» (ст. 5). Все увидят явившегося Христа, в том числе и осужденные грешники, но у них это вызовет плач и скрежет зубов, горькое, уже бесплодное сожаление о том, что они не жили, как должно. Однако сейчас апостол говорит о таком явлении славы Христовой, которое не лишает зрителей остатков надежды, а, наоборот, их самих сподобляет славы. И для того чтобы нам сподобиться славы, мы должны умертвить свои земные члены. Конечно, не в буквальном смысле умертвить, а очистить свои члены, зараженные пристрастием к земному, зараженные грехом. Как выразился один подвижник, нужно умерщвлять не плоть, а страсти. Можно сказать иначе: поскольку страсти стали для нас чем-то естественным, нашей второй природой, то апостол и говорит, что нужно умертвить члены, которые на земле. Из этого можно сделать вывод о том, что есть члены нашего естества, находящиеся на небе — небесные члены. В противоположность блуду можно назвать целомудрие, любостяжанию — нищелюбие, отречение от мира и таким образом представить себе, что человек, который живет небесным, имеет соответственно и природу иную.

Мы помним, что Господь наш Иисус Христос сказал: «Если глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя. Если рука твоя соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя. Лучше тебе с одним глазом или одной рукой войти в Царствие Божие, чем с двумя быть ввержену в геенну огненную» (см. Мк:9, 43 и 47). Здесь под членами тела также подразумеваются наши страсти — мы не мыслим себя без них, отождествляем себя с ними. Но апостол Павел говорит нам, что если мы хотим жить небесным, то должны отречься от всего, что привязывает нас к земле: блуда, нечистоты, страсти, то есть всякого необоснованного желания, похоти злой (имеется в виду не только блудная похоть, но и вообще всякое желание, которое человек стремится удовлетворить любой ценой), любостяжания. Апостол Павел утверждает, что эти члены нужно не просто отсечь, отбросить, но умертвить их, убить, так чтобы у нас их вообще не было.

Среди наших «земных членов» апостол упоминает любостяжание. Не такая уж это невинная страсть. Она отвратительна до такой степени, что апостол называет ее идолослужением, потому что, когда человек стремится к обогащению ради удовлетворения своих страстей, ради самого богатства, он превращается в идолослужителя. Для него Бог — уже не Господь Иисус Христос, не Пресвятая Троица, но имущество, при помощи которого, как ему кажется, он сможет решить все свои проблемы, удовлетворить все свои желания. И мы видим, что в наше время очень много таких людей, которые цель своей жизни видят только в обогащении, не понимая, что оно в лучшем случае лишь средство, но никак не то, вокруг чего нужно строить свою жизнь.

«Итак, умертвите земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть и любостяжание, которое есть идолослужение, за которые гнев Божий грядет на сынов противления» (ст. 5–6). Именно за то, что человек прилежит этим страстям, считает их своим естеством, заботится о них, живет ими и ради них, приходит гнев Божий, потому что через все это совершается неповиновение Богу. Только что апостол Павел сказал о явлении славы Христовой, а здесь говорит о том, что может прийти и наказание. То же самое явление Христа одних прославит, а для других будет гневом Божиим за то, что они исполнением своих запретных желаний, которые превратили в свою вторую природу, противились воле Божией.

«В которых и вы некогда обращались, когда жили между ними» (ст. 7). Апостол Павел напоминает и христианам того времени, и всем нам, что мы тоже когда-то были грешниками и ходили в этих грехах, — смиряет нас. Преподобный Нил Сорский пишет, что для того чтобы смирить себя, нужно вспомнить о своих самых отвратительных грехах. Апостол Павел не говорит колоссянам: «Ты виноват в таком-то грехе, а ты в таком-то», но взывает к их совести: «Вы когда-то грешили и покаялись в этом, так живите достойно вашего покаяния». Когда мы жили среди «сынов противления», сынов греха, мы были такими же, как они. Но теперь мы ушли от них и потому, напоминая себе о своем прежнем ужасном состоянии, должны остерегаться, как бы вновь не прийти в него.

«А теперь вы отложите все: гнев, ярость, злобу, злоречие, сквернословие уст ваших» (ст. 8). С греческого эту фразу можно перевести еще и так: «А теперь и вы снимите с себя всё: гнев, ярость, злобу, хулу, срамословие уст ваших». Мы должны совлечь с себя всю эту нечистоту, как ветхую, отвратительную, грязную одежду. Здесь апостол Павел говорит еще о некоторых грехах: гневе, ярости, злобе. Мы должны быть чистыми не только от блуда, но и от этих страстей, которые, может быть, кажутся нам не такими опасными и тяжкими. Равно мы должны очиститься и от хулы. Слово «хула» употреблено здесь не в смысле богохульства, а в смысле злоречия друг на друга: пересудов, порицаний и так далее. Иногда оно доходит и до срамословия — нецензурной брани. Впрочем, если мы говорим друг другу нечто постыдное, отвратительное, хотя бы и выраженное в каких-то приличных словах, тем не менее это тоже срамословие.

«Не говорите лжи друг другу, совлекшись ветхого человека с делами его» (ст. 9). Вот что значат слова апостола Павла о том, что мы должны снять с себя всё. Можно себе представить, что есть некий стержень (наша сущность, наше «я») и есть состояние, в котором мы пребываем. Так вот, апостол Павел сначала говорит о ветхом человеке, которого мы должны снять с себя, как одежду. Не то чтобы лишиться своей природы, которую никто от нас отнять не может, и мы сами от нее избавиться не можем, но совлечься того, что для нас стало как бы природным, а на самом деле нам чуждо. Бывает, что человек привыкает к какой-либо одежде, и поскольку люди видят его всегда одетым в одно и то же, то им кажется, что его внешний вид — это он сам. А когда он появляется в другом наряде, его даже не сразу узнают. При помощи такого разъяснения можно понять образ апостола Павла. Мы облечены в ветхую одежду греха. Не в том смысле, что она обветшала, а в том смысле, что она изначально, сразу после падения человека, была ветхой, негодной.

«Не говорите лжи друг другу, совлекшись ветхого человека с делами его». В славянском переводе эти слова звучат так: «Не лжите друг на друга, совлекшеся ветхаго человeка с дeяньми его». Значит, признаком ветхости является и ложь, клевета друг на друга, которой также нужно остерегаться. Клевете мы можем поддаться и невольно. Скажем, испытывая неприязненные чувства к человеку, мы делаем в отношении него предположения: вот, он сделал это, или посмотрел на меня, или сказал что-нибудь по такой-то причине. Таким образом мы приписываем этому человеку какой-то мотив, на самом деле нам неизвестный, и, по сути, лжем на него.

Мы сейчас говорим не о сознательной, явной клевете, а о том, что со всеми нами очень часто происходит — о наших предположениях, домыслах друг о друге. Итак, мы должны совлечься всего ветхого, избавиться не только от таких мыслей, ибо все начинается с мысли, с нашего душевного состояния, но, безусловно, и от дел. «И облекшись в нового, который обновляется в познании по образу Создавшего его» (ст. 10). Мы избавляемся от ветхого, чтобы облечься в нового. И этот новый человек постоянно обновляется. Если мы пребываем в таком состоянии, то становимся всё лучше и лучше. Мы очищаемся и обновляемся, как сказал апостол Павел, «в познании по образу Создавшего его», то есть приходим в познание того, какими мы должны быть, в чем состоит образ Божий, и так совершенствуемся.

Далее апостол Павел перечисляет признаки обновленного человека: «Где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (ст. 11). Все различия между нами теряют значение, потому что в нас изображается Христос. Тот Христос, Который должен явиться во славе, должен изобразиться в нас сейчас, потому что Он — наша жизнь. Если этого не произойдет, то мы окажемся Ему чуждыми, хотя, конечно, как и все люди обязательно увидим Его во славе. Все народы увидят Его, все восплачут, но одни — от умиления и радости, а другие — от горького сожаления.

«Нет ни Еллина, ни Иудея». У эллинов была изощренная, изысканная культура, но в то же время оскверненная пристрастием к земному, развращенностью, вплоть до всевозможных видов разврата, и хотя, может быть, она и была озарена поисками истины, но все же оставалась чуждой ее. Иудеям было дано Откровение Божие, поэтому у них было познание истины, но одновременно была и гордость, часто неоправданная, потому что многие из иудеев были недостойны дарованного им. И апостол Павел говорит, что это различие между людьми теряет всякое значение. Сейчас для нас эллин — это хороший человек, а иудей — преступник, который якобы во всем виноват. Такое у нас расхожее представление. Тогда же было наоборот: иудей был человеком, принадлежащим к Церкви, знающим Откровение, а эллин — человеком, чуждым этой Церкви. Но во Христе эта разница исчезает, потому что и эллин приобщается к Церкви, и иудей получает полноту знания того, что было только обещано, но еще не раскрыто в Ветхом Завете. Ни обрезание, ни необрезание не имеют уже значения по той причине, что этот признак принадлежности к Церкви, существовавший со времен Авраама до пришествия Христова, потерял значение. Мы имеем нечто большее, чем обрезание — святое Крещение.

«Варвара, Скифа». Заметим, что пары сравнения здесь приводятся с разных точек зрения. Когда говорится об эллине и иудее, то противопоставляются язычники и люди, познавшие истину, принадлежащие к Церкви. А когда речь идет о варваре и скифе, здесь уже представлен взгляд греков на других людей. Эллины считали варваром всякого человека, не принадлежащего к их народности. Слово «варвар» передает насмешливое отношение к чужой речи. Греки говорили про чужеземца: «Он говорит „вар-вар“». Как мы сейчас говорим «тарабарщина», если слышим что-то непонятное и бессмысленное, так и они говорили «вар-вар». Греки были очень гордыми и считали, что их культура — самодостаточна. Мало того, варварами эллины считали и сравнительно культурные народы. Например, персов нельзя назвать народом некультурным, просто у них была другая культура, но для греков они были варварами. Также и латиняне, завоевавшие греков, для последних тоже были варварами. В этой паре говорится и о скифах, которые являются, как некоторые считают, предками славян. Греки считали этот народ до такой степени диким, что для них скиф мало чем отличался от зверя. Конечно, на самом деле это было не так, и у скифов была культура, но они были кочевниками, людьми, с точки зрения эллинов, совершенно дикими. Вдобавок, скифы, совершая набеги на цивилизованные страны, могли разорять пограничные области и угрожали благополучию самих стран.

Итак, все эти противопоставления теряют значение: эллин ты или иудей, варвар или скиф, раб или свободный. Последнее сравнение для нас, конечно, непонятно. Для римлян, например, раб был одушевленной вещью. С ним можно было сделать все что угодно, вплоть до убийства, он не принадлежал себе. Конечно, это не значит, что с рабами всегда обращались исключительно жестоко, но, тем не менее, таков был порядок вещей. В Афинах, когда решались какие-нибудь вопросы внутреннего управления, участвовать в голосовании имели право только свободные мужчины. Насколько мне известно, так было не только в то время, когда Афины были свободным городом, но и тогда, когда они потеряли свою самостоятельность. Это было нечто вроде городского самоуправления. В Риме раб тем более был бесправным существом. И вот, оказывается, что этот человек, раб, совершенно лишенный всяких прав, и даже права на жизнь, приравнивается к свободному человеку. Слушателей или читателей этого Послания в то время должно было просто шокировать то, что для христианина, оказывается, безразлично — раб ты или свободный. Все земное совершенно упраздняется, потому что во всех нас один и тот же Христос.

Если бы мы имели такое самосознание, то не осуждали бы человека за то, что он, как нам кажется, развращенный или за то, что в прошлом у него были какие-то тяжкие грехи. Не смотрели бы, недавно он пришел в Церковь или пребывает в ней с детства, потому что в современном понимании обрезание-необрезание можно интерпретировать именно так: обрезанный — тот, кто всегда был в Церкви, а необрезанный — тот, кто пришел в нее не сразу, допустим, уже взрослым человеком. Если нет никакой разницы между положением раба и свободного, то тем более наше социальное положение теряет всякое значение, ведь в наше время социальные различия меньше. И если бы мы были подлинными христианами и в нас действительно изобразился Христос, то мы на всех смотрели бы одинаково, с равной любовью, во всяком человеке мы видели бы Христа, никогда не смели бы никого осуждать или презирать, но понимали бы, что все мы — одно целое. Здесь апостол Павел говорит не об отношении к врагам, к людям, чуждым христианства, но к самим себе, к сочленам Тела Христова. Вот что означает совлечься ветхого человека и облечься в нового — это значит в каждом человеке видеть Христа. И это созвучно словам Самого Спасителя: «Когда вы делаете добро одному из малых сих, то вы делаете его Мне» (см. Мф 25:40)

Сегодня, как вы знаете, совершается память святых праотцев — людей, послуживших вочеловечению Сына Божия с древнейших времен, от Адама до праведного Авраама, до ветхозаветных праведников. И мы видим среди них не только тех, кто принадлежал к ветхозаветной Церкви, допустим Моисея или Авраама, но и людей, находившихся вне ее, скажем праведного Иова (по происхождению он был идумеянином). Это говорит нам о том, что важно не происхождение, а наше душевное состояние, любовь к Богу, стремление ко Христу, в те времена грядущему, в наши времена уже пришедшему. Общение со Христом, вера во Христа, но не только умственная, а соединяющая нас с Ним — все это делает нас истинными христианами. Наш долг — всеми силами подвизаться для того, чтобы исполнить это завещание апостола Павла, чтобы Христос был нашей жизнью и чтобы, когда Он явился, сопрославил с Собою и нас. Аминь.

24 декабря 2006 года

Прочтите толкования:

Схиархимандрит Авраам (Рейдман)

Блаженный Феодорит Кирский

Святитель Феофан Затворник

Послание святого апостола Павла к Колоссянам, истолкованное святителем Феофаном

Кол 3:4. Когда же явится Христос, жизнь ваша, тогда и вы явитесь с Ним во славе.

«Умросте бо, и живот ваш сокровен есть со Христом в Бозе»: «егда же Христос явится, живот ваш, тогда и вы с Ним явитеся в славе». Мертвы вы стали для жизни настоящей, потому что со Христом спогреблись в крещении, прияли же надежду воскресения. Ибо сие значит сказанное: «живот ваш сокровен есть со Христом в Бозе». Как скоро Он воскрес, воскрешены и все мы, но еще не видим действительного события, тайна же воскресения нашего в Нем сокрыта. Посему, когда вторично явится, тогда улучим воскресение, насладимся бессмертною жизнию. Весьма кстати Апостол выразился о Христе: «явится», ибо и для вас Он невидим, а неверным совершенно неведом. То же выражение употребил и о нас; говорит: «явитеся в славе»; потому что в уповании имеем обетование благ, а тогда неведомое ныне будет явно. А поелику Апостол отверг подзаконные наблюдения, то, чтобы не подумали, что небоязненно можно грешить, по необходимости и об этом предлагает мудрые наставления.

Кол 3:5. Итак, умертвите земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть и любостяжание, которое есть идолослужение.

«Умертвите убо уды ваша, яже на земли, блуд, нечистоту, страсть, похоть злую и лихоимание, еже есть идолослужение». Сие Апостол назвал телесными «удами», потому что чрез них возбуждаются сии страсти. Потому-то выразился с ограничением, не сказал: «уды ваша», но присовокупил: «яже на земли», то есть наклонность мыслей к худшему. И как бы так говорит Апостол: «Тело да не приводит в действенность греха». «Лихоимство» же назвал идолослужением, потому что Спаситель нарек господином маммону (Мф.6:24), научая, что поработившийся страсти любостяжания чтит богатство, как Бога.

Кол 3:6. За которые гнев Божий грядет на сынов противления.

«Ихже ради грядет гнев Божий на сыны противления». Апостол по необходимости присовокупил и угрозу наказанием.

Кол 3:7. В которых и вы некогда обращались, когда жили между ними.

«В нихже и вы иногда ходисте, егда живясте в них». Так и в Послании к Коринфянам сказал: «И сими нецыи бесте, но омыстеся, но освятистеся, но правдистеся», и так далее (1 Кор 6:11).

Кол 3:8. А теперь вы отложите все: гнев, ярость, злобу, злоречие, сквернословие уст ваших.

Кол 3:9. Не говорите лжи друг другу, совлекшись ветхого человека с делами его.

«Ныне же отложите и вы вся». Потом говорит, что именно:

«Гнев, ярость, злобу, хуление, срамословие от уст ваших»: «не лжите друг на друга». Так объяснив, что назвал телесными удами, показывает и самое тело, уды которого составляет все это.

«Совлекшеся ветхаго человека с деяньми его. Ветхим человеком» назвал прежний образ жизни. Ибо говорит: в «нихже и вы иногда ходисте, егда живясте в них». Сего-то ветхого человека совлеклись вы в крещении.

Кол 3:10. И облекшись в нового, который обновляет­ся в познании по образу Создавшего его.

«И облекшеся в новаго, обновляемаго в разум по образу Создавшаго его». Ибо в начале Бог всяческих сотворил нас и напечатлел в нас точные черты Божия образа, которые повредил грех. Сие говорил Апостол и в Послании к Римлянам: «ихже бо предуведе, и предустави сообразных быти образу Сына Своего» (Рим 8:29), и в Послании к Филиппийцам: «Иже преобразит тело смирения нашего, яко быти сему сообразну телу славы Его» (Флп 3:21).

Кол 3:11. Где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос.

«Идеже несть Еллин, ни Иудей, обрезание и необрезание, варвар, Скиф, раб, свободь, но всяческая и во всех Христос». Апостол от образа обратил речь к первообразу. Ибо, рассуждая о всесвятом крещении, изображает нам житие в будущей жизни. В ней нет ни малой подобной разности, но, по прекращении греха, во всех совершается Божия воля. Сие и сказал Апостол: «всяческая и во всех Христос». Так говорит и в Послании к Коринфянам: «да будет Бог всяческая во всех» (1 Кор 15:28). Посему в будущей жизни облечемся в совершенно нового человека, потому что избавимся в оной от тления и облечемся в нетление, в крещении же совершаем прообразование будущей жизни.

Прочтите толкования:

Схиархимандрит Авраам (Рейдман)

Блаженный Феодорит Кирский

Святитель Феофан Затворник

Святитель Феофан Затворник

Послание святого апостола Павла к Колоссянам, истолкованное святителем Феофаном

Стих 4. Егда же Христос явится, живот ваш, тогда и вы с Ним явитеся в славе.

Теперь не видно, как вы в Боге и коль сие славно; а тогда это откроется, и все то увидят. Этим извещением Апостол подложил огня во возревновавших жить в Боге и устранил многое, могшее влиять на умаление силы его. Могли подумать: все оставь, ни о чем земном не думай, а Божий будь; между тем каково наше положение? Апостол уверяет: это только на время; придет и ваше торжество, — явитесь и вы во славе. Благодушествуйте и не переставайте с усердием горняя лишь мудрствовать и сохранять живот свой сокровенным в Боге. Но это же извещение порождало мысль: явимся,— и ничто сокрытым не останется; а откроется, что мы не то, чем чаем быть и чем почитают нас другие?! Напряжемся же поистине иметь живот свой сокровенным в Боге со Христом Господом. «Теперь в уповании только имеем обетование благ, а тогда невидимое ныне будет явно» (блаженный Феодорит). «Не является Христос; значит, и жизнь ваша еще не наступила,— она в Боге, на небе. Итак, что же? Когда мы будем жить? Когда явится Христос, жизнь ваша; тогда ищите и славы, и жизни, и радости. Итак, если мы явимся тогда, то не будем скорбеть, если теперь не наслаждаемся славою. Если настоящая жизнь не жизнь, если жизнь сокровенна, то мы должны проводить настоящую жизнь, как мертвые. Тогда, говорит, и вы явитеся с Ним во славе. Не без цели сказал: во славе; ибо и жемчужина скрыта, пока она в раковине» (святой Златоуст).

Что явимся во славе, когда явится Христос Господь, сие святой Павел полагает в прямой зависимости от того, что Христос Господь есть живот наш. Имея живот в Нем, состоим в существенной связи с Ним — нераздельной: так что, где Он и каков, там и мы и таковы же. Явится Он во славе; сие явление Его во славе привлечет и нас всех в славу Его. Как принадлежащее главе переходит на все тело и как состояние лозы есть вместе состояние и всех ветвей; так и сущие на Лозе — Христе, яко ветви, или сущие от плоти Его и от костей Его, явятся во славе при явлении Его во славе. Отсюда выходит: если славно и желательно сие явление во славе Христовой, то надо возревновать и восподвизаться о том лишь, чтоб иметь живот свой во Христе и от Христа; а слава потом уже сама собою придет. Этим выводом слово Апостола возвращает внимание опять к тому, что внушал впереди — вышних искать, горняя мудрствовать. Очень уместно при сем припомнить: слышасте Его, и о Нем научистеся, якоже есть истина о Иисусе: отложити вам, по первому житию, ветхаго человека тлеющаго в похотех прелестных: обновлятися же духом ума вашего, и облещися в новаго, созданнаго по Богу в правде и преподобии истины (ср.: Еф. 4, 21-24).

То, что здесь Апостол Христа Господа именует животом нашим,— не разно от того, что сказал он пред сим о сокровенности живота нашего в Боге. Ибо потому он и сокровен в Боге, что есть Христов, хотя в нас есть и нам принадлежит. Христов же он есть в нас не по одному происхождению, но и по существенному живому союзу со Христом Господом, Который Сам есть едино со Отцом.

Дело жизни о Христе Иисусе (предмет ее усилий и конец) (3:5–15)

Уклонися от зла и сотвори благо (Пс 33:15) — два предмета, на кои обращаются все внимание и все усилия возжелавших иметь живот свой во Христе Господе. Как, с ноги на ногу перенося центр тяжести, подвигается вперед идущий куда-либо; так идущий ко Христу и со Христом течение свое совершает двумя сими — уклонением от зла и творением блага. Иначе это называется противлением себе в злом и принуждением себя на добро: самопротивление и самопринуждение суть две ноги. Куда доходят ими? Доходят до того, что зло и страсти совсем изгоняются; доброе же все является в силе и полноте совершенства. Все сие изображает теперь Апостол, научая: как уклоняться от зла (3:5–11), обогатиться добром (3:12–13), и указывая последний предел совершенства в любви и мире (3:14–15).

Апостол учит уклонению от зла (3:5–11)

Требуется уклонение от зла столь сильное и столь решительное, что Апостол называет его умерщвлением удов грехотворных и отложением всего недоброго. Две в нас есть вещи грехотворные — похоть и гнев, в разных их видах. Против них и вооружает христиан Апостол, убеждая их: α) умертвить все похотное (3:5–7), и: β) отложить все гневное и враждебное (3:8–11), и к каждому из сих подвигов прилагая свои побуждения: там гнев Божий и испытание зловредности жизни похотной (3:6–7); здесь совлечение ветхого человека и облачение в нового, по образу Создавшего (3:9–10).

Глава 3, стих 5. Умертвите убо уды ваша, яже на земли, блуд, нечистоту, страсть, похоть злую и лихоимание, еже есть идолослужение.

Умертвите. Ведь уж сказал: умросте; что еще умерщвлять в себе умершему? «Что ты говоришь? Не ты ли сказал: вы погребены, спогребены, обрезаны, совлеклись тела греховного плоти? Как же ты опять говоришь: умертвите? Тут нет противоречия. Если бы кто-нибудь, очистив замаранную статую или даже перелив ее и сделав совершенно блестящею, сказал, что ее точит и губит ржавчина, и стал бы советовать снова постараться очистить ее от ржавчины, — он не противоречил бы себе; потому что он советовал бы очистить ее не от той ржавчины, которую уже счистил, но от той, которая показалась после. Так и Павел говорит не о прежнем умерщвлении, не о прежних блуждениях, но о последующих» (святой Златоуст). «Первое умерщвление было даром крещения, отъявшим сущий в нас первородный грех; а теперь предлагаемое умерщвление есть дело и произволения нашего, состоящее в том, чтоб заглаждать грехи, бывающие после крещения, паче же в том, чтоб даже не позволять им оживать в нас, подсекая зарождение их посредством умерщвления плотского мудрования» (блаженный Феофилакт). «Господь оживотворил нас от первой мертвости, в крещении отмыв грехи наши; но для нас потребно еще и другое умерщвление, — не то, чтоб себя самих умерщвлять, но чтоб умерщвлять страсти, не давая им действовать в нас» (Экумений). Умертвие греху в крещении есть только в намерении и решимости, благодатию Божиею укрепленной, а по крещении должно следовать держание себя в сем умертвии или постоянное себя умерщвление силою первого умертвия, направляемое против снова возникающих страстных и греховных движений и позывов. То — в намерении и решимости, а это — в действительности и в жизни. Ибо и после того, как дух благодатию Божиею оживает, возненавидевает грех и возлюбляет жизнь святую по Богу в правде и преподобии, душа и тело еще полны бывают неправостями от долговременной привычки к греховным делам, исказившим их естественные потребности. От этого душа и тело не перестают и после того влечь на грех или предлагать грешное, напоминая прежнее в страстях самоугодие. Восприявшему решение жить не но страстям надлежит строго смотреть за тем, что предлагают душа и тело, и, встречая что страстное в числе сего, отвергать то. Это отвержение страстных и греховных предложений и есть умерщвление удов, которое заповедует здесь Апостол. Отвергнутое страстное предложение опять придет; и опять его надо отвергнуть. Так всегда. Этим частым и всегдашним отвержением, которое всякий раз есть поражение страсти, страсть наконец замрет. Так — одна, другая, третья; так наконец все. И вот — цель, которой достигнуть желает нам святой Павел, чтоб все страсти наконец оказались умершими и все естество человека явилось бесстрастным, чистым и светлым. Под таким только условием можно надеяться явиться во славе, когда явится Христос Господь. Почему и сказал святой Павел: умертвите убо. Итак, умертвите в себе все страсти и очистьте себя от них, если желаете явиться тогда во славе.

Умертвите убо уды ваша, яже на земли. — Удами земными Апостол называет страсти, которые вслед за сим и перечисляет. Страсти же назвал удами нашими потому, что они представляются будто неотъемлемыми частями нашего естества. Тем они и пленяют, что кажутся частями естества и что будто, вооружаясь против них, против естества идем. Отсекая страсти, будто члены свои отсекаем. На деле же страсти не естественные наши члены, а пришлые, привившиеся к естественным некоторым частям и их исказившие. И это можно счесть второю причиною, почему святой Павел назвал их удами нашими. По причине сей сцепленности иных страстей с членами нашими, действуя против страстей, нельзя, в то же время, не действовать против членов, к коим они прицепились. И тут-то привходит или врагом привводится саможаление, которое подсекает подвижническую энергию, а далее пропускает возникновение и страсти. Чтоб этого не случилось, Апостол и пишет: руби свои члены, не жалей; иначе не можешь явиться во славе со Христом Господом. Чтоб не подпасть этому искушению саможаления, подвизающемуся надлежит содержать в мысли и убеждении, что, умерщвляя некие члены свои, не их убивает, а привившуюся к ним страсть. Страсть, привившись, мертвит члены; ты же, умерщвляя страсть чрез некое умерщвление членов, освободишь их от мертвящей силы страсти и оживотворишь.

Удами, яже на земли,— страсти названы потому, что все страсти упираются в землю и одним земным питаются. Они действуют по земному мудрованию и на земле находят себе удовлетворение. Земляность — отличительная черта живущих по страстям (см.: святой Златоуст). И пока страсти сии в силе, не дадут горняя мудрствовать и вышних искать.

Это вообще ко всем страстям идет, следственно, и к тем, кои порождает гнев. Но перечисляет страсти святой Павел сначала похотные, а после и гневные. Из похотных выставляет разные виды плотской нечистоты и любоимание. Пропустил утешную жизнь, в удовольствиях чувственных проводимую: есть, пить, веселиться, вообще жить в помпе мирской; потому, что это не общее достояние, а может быть, и потому, что такая жизнь разумеется под лихоиманием. Ибо имеющие много обыкновенно и живут веселяся по вся дни светло.

Плотская похоть порождает блуд, нечистоту, страсть, похоть злую. На определенные грешные дела указывает только слово: блуд; прочие же что значат, определять оставляется на произвол каждому рассуждающему. Наши толковники полагают, что первым словом означаются дела страсти похотной, а другими — свойства сей страсти, — что она делает человека нечистым паче других страстей или паче других расстраивает его и есть воистину παθος — болезнь, подобная огневице (см.: блаженный Феофилакт), почему достойна именоваться злою похотию. — Но может быть, можно и так положить: блуд — означает известные преступные связи с женщинами; нечистота — неестественные дела в удовлетворение похоти; страсть — блудную манию; похоть злая — влюбления с ревностию иссушающею и смерти ищущею и другим и себе. Но что бы под ними ни разуметь, видимо, что святой Павел заповедует умертвить плотскую страсть во всех ее проявлениях, так чтоб она и дела ее даже не именовались среди христиан. Она паче всего противна духу христианства; почему везде у Апостола, в числе вещей отвергаемых, она стоит на первом месте.

Лихоимание — желание, непрестающее иметь все более и более, ненасытимая страсть к богатству. Не против имения вооружает нас Апостол, а против лихоимания. Имеем нужду в пище, одежде и крове, не можем не иметь и того, чем удовлетворять ее. Но мерою имения должно поставить удовлетворение нужде, которая и пусть указывает границы стяжанию и усилиям по нему. Кто же, минуя потребность, полюбит самое стяжание или имение, тот болит страстию любоимания, которая, завладев его сердцем, делается госпожою и всех его дел, мыслей, планов и предприятий. Тогда все бывает забыто, и в себе, и в других, и земля, и небо; одно только имеется в цели — иметь и иметь. При таком настроении, имение бывает богом уже потому, что завладевает всем человеком. Но особенно оно — бог для любостяжателя потому, что он все упование свое на него возлагает. И жизнь, и свое положение, и течение дел — все у него стоит прочно, потому что у него всего много. Почивает он упованием на мамоне и то, что от единого Бога следует ожидать, ожидает от богатства. Оно для него — идол, коему служит и работает и на коего надеется. Почему лихоимание и назвал святой Павел идолослужением. Блаженный Феодорит пишет: «Лихоимство назвал идолослужением, потому что Спаситель нарек господином мамону (см.: Мф 6:24), научая, что поработившийся страсти любостяжания чтит богатство как бога». Плененный сею страстию «служит и поклоняется сребру и злату. И идоли язык сребро и злато (Пс 113:12)» (блаженный Феофилакт).

Надо иметь при сем в мысли, что Апостол имеет в виду не количество имения, а страсть иметь и стяжевать. Иов, Авраам, Давид и другие многие были очень богаты, но не болели любоиманием или лихоиманием. То, что умертвить в себе в сем отношении заповедует Апостол, есть пристрастие к имению и возложение на него упования, — чему возможно быть подвержену и при небольшом стяжании, как и свободным от сего возможно быть при большом.

Стих 6. Ихже ради — грядет гнев Божий на сыны противления.

Ихже ради — чего ради? Ради сказанных страстей и дел,— ради похотной и лихоимательной жизни. Гнев Божий уже не раз обрушивался на повинных в сих страстях и делах. Потоп наведен потому, что все люди тогда стали плоть (Быт 6:3). За то же огнь пожрал Содом и Гоморру. Езекия пострадал нечто — за то, что слишком много силы себе придавал по причине больших сокровищ своих. И в притче тот, кому угобзися нива, слышит: душу твою истяжут от тебе,— в эту ночь, потому что думал, будто живот его есть от имения его (Лк 12:15, 20). Но все такие проявления гнева Божия суть только провозвестники грядущего гнева, о коем напоминает здесь святой Павел, именно гнева, имеющего открыться на страшном суде. Апостол держит мысль нашу на том решительном моменте, как выше словами: явитеся во славе, — так здесь словами: грядет гнев Божий — внушая, что, кто не будет умерщвлять свои страсти, тот не только не явится во славе, а напротив, сретит гнев Божий. Тогда окончательный расчет. И теперь находит гнев Божий; но это временный, исправительный, а тот будет решительный, безвозвратный. Тут та же мысль у Апостола, что в Послании к Римлянам в словах: открывается гнев Божий с небесе на всякое нечестие и неправду человеков, содержащих истину в неправде (ср.: Рим 1:18).

Сынами противления называет Апостол неверующих, как из иудеев, так и из язычников, кои видяще не видят и слышаще не слышат. Что им ни говори и чем ни убеждай, ничто их не берет. Предлагается основательная проповедь: не внемлют. К слову прилагаются знамения, — и это не убеждает. Они как камень, которого не берет никакое орудие. Почему и названы сынами противления, απειθειας, — неубежденности, будто природа их есть — ничем не убеждаться, не хотеть убедиться. Блаженный Феофилакт пишет: «сынами противления называет их, лишая всякого снисхождения и показывая, что они пребывают в страстях не по неведению, но по упорству, εξ απειθειας, — которому так предались, что будто всыновили себя ему, от него прияв отличительные и характеристические себе черты». И страшное нечто наводится на таковых из слов Спасителя,— именно: не слушают, потому что не суть от истины; ибо всяк, иже есть от истины, послушает гласа Моего (Ин 18:37),—говорит Господь. Не суть от истины, и нет в них истины, как и в том, кто человекоубийца есть искони (Ин 8:44). Нет в них истины,— и не приемлется ими истина, не вмещается в них, не находя ничего себе сродного в них. Истина Божия ходит на земле и имеет верные о себе свидетельства. Желающий искренно всегда найдет ее. Если есть ненаходящие, то потому, что не ищут; а не ищут потому, что не хотят истины; не хотят потому, что не суть от истины. Но в этом ничего нет рокового: все есть дело свободного произволения.

Напоминая колоссянам о гневе грядущем, Апостол побуждение предлагает к умерщвлению страстей. И напоминание о благодеяниях Божиих достаточно к тому, чтоб удерживать от страстей и грехов, но представление гнева Божия сильнее к тому всего (см: святой Златоуст). «Счел нужным Апостол к убеждениям присовокупить и угрозу наказанием» (блаженный Феодорит). Почему так? Может быть, по свойству страстей, от коих удаляться предписывал и кои умерщвлять заповедывал. Страсть похотная и любоимание плохо поддаются действию от воспоминания о благодеяниях Божиих. Пока не в движении сии страсти, действует и это воспоминание; но, когда зашевелились они, ничто так не сильно отрезвит, как живое представление грядущего гнева Божия. И вообще стоять вниманием на суде — самое лучшее место для подвизающегося; но это — исключительно пригодное место, когда страсть похотная в движении.

Стих 7. В нихже и вы иногда ходисте, егда живясте в них.

В нихже — в сказанных страстях и грехах — и вы ходили и действовали по побуждениям страстей и по навыкам в грехах и пороках, когда жили в них, — среди язычников, по их духу, правилам и обычаям. Напоминает о предшествовавшем обращению к вере во Христа Господа времени, вместе с тем приводит на мысль — сравнить, как они себя теперь чувствуют и каким представляется им прежнее состояние, — как прежде было в них все мрачно, нечисто, немирно и как теперь все светло, чисто, мирно. «Так и в Послании к Коринфянам сказал: и сими нецыи бесте: но омыстеся, но освятистеся, но оправдистеся (ср.: 1 Кор 6:11)» (блаженный Феодорит). И то давали чувствовать сии слова, какой крайней беды они избавились, отрекшись от страстных дел и отособившись от язычников,— именно, гнева, грядущего на сынов противления. Гнев сей вот-вот ниспадет; но их не коснется, потому что они вышли из той среды, на которую направлен будет гнев сей. То и другое, — то есть и напоминание о прежнем мрачном и теперешнем светлом состоянии, и чувство избавления от грозной беды, представляют сильное побуждение к удалению от страстей, которые и теперь расстраивают предающегося им и грозят неотвратимою бедою в будущем. Амвросиаст пишет: «не умалчивает Апостол о том, сколь великое благодеяние доставила им благодать Божия о Христе Иисусе, чтоб, благодарно воспоминая об избежании гнева, имеющего внезапно найти на неверных всей земли, они всегда являли себя усердными исполнителями заповедей Того, чрез Кого так несомненно избавлены от смерти второй».

Стих 8. Ныне же отложите и вы та вся, гнев, ярость, злобу, хуление, срамословие от уст ваших.

Ныне же — по приятии веры во Христа Спасителя и оставлении язычества. — Отложите. Уже отложили: ибо, приступая к купели,— бане пакибытия и нового рождения, — говорили: отрицаюсь сатаны и всех дел его и всего служения его; чем сделано то самое, что теперь заповедует сделать святой Павел словом: отложите. Почему это отложите надобно принимать в смысле: отлагайте, как прежнее умертвите — в смысле: умерщвляйте. В намерении хотя решительно отложено уже все, что требуется здесь отложить, и сила благодати на то получена, чтобы держать в силе сие отложение; но случаи к отложению на деле этим не отстранены, равно как и то, что когда встретится такой случай, то он потребует и всего внимания и соответственного напряжения сил. Блаженный Феофилакт пишет: «как же это? Только что сказал: егда живясте, — показав тем, что теперь уже не живут так, и вдруг опять говорит: отложите вся? Как им отлагать то, чего уже не имеют? На это можно ответить, что сказанное: егда живясте — служит к уразумению того, что теперь говорится. Ибо этим внушается, что иногда, то есть прежде крещения, властвовал в вас грех, обладал всею жизнию вашею и тиранствовал над вами и свобода от страстей для вас была невозможна; ныне же, когда чрез крещение грех в вас умерщвлен, для вас стало удобным отлагать страсти, как одежду. И нельзя вам выставлять в предлог (неотложения), что живете под тиранством греха и страстей: ибо вы им умерли».

Чего ради, вооружая нас против похоти, сказал: умертвите, а готовя к борьбе с раздражительностию, говорит: отложите? Сила заповеди одна и та же как там, так и здесь, именно — сделать естество свое совершенно чистым от страстей, чтоб и следа их не было внутри и они стали вне его, как отсеченный член или как сброшенная одежда. Но борьба с ними неодинакова: с похотию труднее бороться; ибо она представляется имеющею корни в природе нашей; а с раздражительностию легче управляться, ибо она совсем чужда природе нашей, в глубине коей лежит братолюбивая общительность. Борясь с тою, будто себя насилуешь, мучишь, умерщвляешь; а борясь со второю, только чуждое отвергаешь. Стоит только вызвать сознание и чувство общего братства,— и она отпадет.

И вы. Как все христиане, так и вы. Христианин — не христианин, если не держит себя не оскверняемым страстями. Вступив в среду христиан, держите себя и вы далекими от страстей, как прежде, вращаясь среди язычников, жили по одним страстям. Но это само собою разумеется. Не особое ли что хотел внушить святой Павел, сказав: и вы? Не то ли этим внушается, что в обращении, когда созидался новый человек и когда образовывались святые решения произволения, действовала преимущественно благодать, а произволение шло вслед его, хотя не насильно, а самоохотно, но ощутительно быв влекомо? После же обращения, когда новый человек с новыми началами жизни совсем создался, жизнь начинает тещи так, что вперед идет паче произволение, благодать же, хотя неотлучно присуща и небезучастна в самых зарождениях движений произволения, идет вслед его, вспомоществуя и укрепляя? По крайней мере нельзя отрицать, что в сем смысле можно сказать: и вы. Не все благодать; трудитесь, напрягайте свои силы и вы сами, чтоб отлагать все страстное.

Та вся — будто указывает на отвергнутые уже страсти похоти; но вслед за сим, — в объяснение, что такое та вся,— перечисляются страсти раздражительности. Как же это? Может быть, у святого Апостола такая мысль: отложите все,— и то, о чем сказано уже, и то, что прискажется вслед за сим, — все, как вы жили и чем водились, когда были в язычестве, по обычаю всех язычников. Греческое: τα παντα, — всё,— дает мысль об определенном предмете отложения, который есть страсти, все вообще, как похоти, так и раздражительности. Как первые уже означены, то оставалось указать лишь на последние.

Гнев, ярость, злобу — указывают степени возрастания раздражительности: гнев — первое движение раздражения, неудовольствие, негодование, огорчение, зарождение серчания, — что все держится в пределах кажущегося благоразумия и скрывается, хотя не всегда удачно. Ярость — вспышка гнева, не удержанного в пределах и обнаруживаемого словом и делом. Но оба эти — гнев и ярость — проходчивы. Бывает, однако ж, что огорчение глубоко засядет в сердце и, оставаясь там, строит ковы и всякие способы к отмщению, замышляет сделать зло — злится.

Экумений так различает гнев и ярость. «Гнев есть вспышка или огорчительное возгорение страсти раздражительной; а ярость есть вследствие глубокого огорчения неудержимое стремление отплатить сейчас обидевшим, — душа жаждет отмщения. Надобно знать, что обоими этими движениями многократно грешат люди, или неудержимо тотчас устремляясь на оскорбивших, или с терпением выжидая случая отмстить и строя на то ковы (последнее есть злоба). Всего этого нам, наученным смиренномудрию, надлежит избегать». Злобу же так отличает блаженный Феофилакт: «злобою называет Апостол злопамятство, когда кто держит в себе злобу на другого, как бы отмстить».

Хуление и срамословие обнаруживают в слове сердечное раздражение. Хуление, βλασφημια, — в отношении к Богу — богохульство, а в отношении к людям — злоречие, всякая у корная речь, брань, осрамление кого словом, и бывалое обнаруживая с прикрасою и кривотолкованием, и небывалое взводя по кажущимся случайностям. Здесь разумеется последнее. «Это о бранчивых речах говорит Апостол» (блаженный Феофилакт). Срамословие — срамные слова, брань непристойными словами, от которых вышедший из себя не удерживается.

От уст ваших отложите хуление и срамословие. То и другое «оскверняет уста, созданные для того, чтобы славословить Бога» (Экумений). Уста ваши «освящены приобщением тела Господня. Потому крайне неуместно вам осквернять злоречием и сквернословием сии уста, приемлющие Христа Господа».

Стих 9. Не лжите друг на друга, совлекшеся ветхаго человека с деяньми его.

Первое: не лжите — есть продолжение указания того, что должно отложить; а второе: совлекшеся — вместе с тем, что говорится в следующем стихе, представляет побуждение к исполнению предложенных заповедей.

Не лжите друг на друга, εις αλληλους, — понимать можно: друг перед другом, не говорите лжи друг другу; подобно тому, как в Послании к Ефесеям: отложше лжу, глаголите истину кийждо ко искреннему своему (Еф 4:25), где сия заповедь выводится, как и здесь, из совлечения ветхого и облечения в нового человека. Блаженный Феофилакт пишет: «вы облеклись во Христа, рекшего: Аз есмъ истина (Ин 14:6). Как же теперь облачать вам себя другою формою (одежды), формою лжи? Тогда явно будет, что вы скидаете ту форму (как бы форменную одежду), которая характеризует вас чертою истины». — Но можно и так: не говорите лжи друг на друга, не возводите ложных обвинений, не клевещите друг на друга, как у апостола Иакова: не оклеветайте друг друга (Иак 4:11). Последнее ближе к течению речи; потому что Апостол здесь запрещает чувства и дела, порождаемые раздражительностию и взаимною неприязнию, в числе которых клевета не последнее занимает место.

Перечислив, что следует отложить, Апостол предлагает теперь побуждения к тому. Первое есть: совлекшеся ветхаго человека с деянъми его. Все это дела ветхого человека, которого вы совлеклись. Потому вам не следует касаться ничего такого. «Ветхим человеком называет развращенное произволение, выражающееся и в соответственных ему делах» (блаженный Феофилакт). «Ветхим же называет его, желая показать его срамоту, безобразие и немощность» (святой Златоуст). «Это жизнь во грехах, одряхлевшая, растлившаяся, истощенная, прежде возрождения и обновления в крещении верою во Христа Господа» (Экумений). Человек, каким он стал по падении, есть ветхий человек. В нем качествует самоугодие, заставляющее его все усилия употреблять на устроение земного благобытия, в чувственных удовольствиях полагаемого, все прочее обращая в средства к сему. Вследствие сего прямые страсти его суть страсти похоти, о коих выше поминал Апостол. Страсти же раздражительности привходят будто совне или условливаются внешними случайностями. Живут вместе люди с характером ветхого человека, и каждый свое только благобытие устроить желает и ищет. Почему неизбежны столкновения, от коих раздражение и все порождаемые им страсти и дела неприязни между людьми. Основа их лежит в самости; но пробуждение, обнаружение, и разноображение, и устарение зависит от внешних столкновений. Не будь этого, ветхий человек только бы самоугодничал, валяясь в похотях и живя по своей воле без всяких раздражений.

Но как же Апостол совлечение ветхого человека, то есть отвержение самоугодия, выставляет в побуждение к отложению не прямых страстей самоугодия, а случайных? Тут нет ничего несообразного. Ибо после того, как самость и самоугодие с обращением ко Христу отвергнуты и отвержение сие закреплено и облечено силою в таинствах, отвергнуты вместе с тем все страсти, как те, кои прямо порождаются самоугодием, то есть страсти похоти, так и те, кои порождаются из самости вследствие случайных столкновений и сопротивлений, то есть страсти раздражительности. Почему из совлечения ветхого человека прямо следует, что для христиан обязательно отлагать и эти страсти, и с делами, в каких они выражаются.

Принимая, однако ж, это в соображение, можем признать, что Апостол продолжает здесь изложение побуждений к удалению от страстей, начатое выше (см. стихи 6 — 7) и будто не конченное. Там сказал: в нихже и вы ходисте иногда, то есть в делах и страстях похоти, когда жили по духу ветхого человека. Здесь, по перечислении дел и страстей раздражения, прилагает: совлекшеся ветхаго человека. Ходили в тех страстях похоти, но теперь перестали ходить. Почему? Потому что совлеклись ветхого человека, из которого они прямо рождались. Таким образом, это побуждение — совлекшеся, как и следующее — облекшеся, направленное прямо против страстей раздражения, состоя в связи с прежними, направленными против страстей похоти, направляется и против сих последних, как и само существо дела совлечения ветхого человека того требует. Отсюда следует заключить, что, наоборот, и прежде указанные побуждения против страстей похоти (см. стихи 6–7) идут так же против страстей раздражения, кои здесь прямо имеются в виду. Что же есть в сих побуждениях преимущественно направляемое против тех или других страстей? Против страстей похоти преимущественно идет: грядет гнев Божий,— как уже замечено в своем месте; а против страстей раздражения: по образу Создавшаго, — как объяснено будет сейчас.

Стих 10. И облекшеся в новаго, обновляемаго в разум, по образу Создавшаго его.

Это — второе действие, неразлучное с первым: одно отбрасывается, другое приемлется. Отбрасывается самоугодливая самость со всеми страстями, из них разродившимися, а приемлется решимость жить самоотверженно для одного угождения Богу. Эта решимость, обнимающая все существо приступившего к Господу с верою и крестившегося, и есть новый человек. «Новый человек, — говорит блаженный Феофилакт, — есть произволение, еже к Богу», то есть произволение, решившееся жить по Богу и Ему единому угождать. Но хотя это облечение в нового нераздельно с совлечением ветхого, при всем том оно представляет новое побуждение не поддаваться страстям, не облекаться в эти ветоши. Облекшись в новое, светлое, благоуханное, кто, кроме потерявшего смысл, согласится опять надевать рубища ветхие, безобразные и смрадные? Если б, совлекшись одного, остался кто раздетым; может быть, потянуло бы опять надеть сброшенное, несмотря на признание его никуда негожим. Но как в то же время, как происходит совлечение, бывает и облечение; то такое действие для находящихся в здравом уме, в полном сознании себя и всего окружающего, немыслимо. Бывает оно, но всегда вследствие омрачения ума. Светлость состояния в благодати, сознаваемая и чувствуемая, всегда была, есть и будет сильнейшим побуждением к отложению страстей, лишающих сего состояния. Почему и дается сие не сознать только, но и ощутить всем прибегающим к Господу, как в таинстве крещения, так и в таинстве покаяния.

Обновляемаго в разум. Облекся в нового — какое еще обновление? Новый — как есть все еще обновляемый? Облечение в нового не есть дело законченное. Оно есть только начало, семя, зародыш, корень. С сего момента облечения в нового начинается самое обновление и идет непрерывно, раскрываясь полнее и полнее и стремясь достигнуть своего первообраза, сокрытого в Создавшем. Это даст разуметь, что обновлению нет конца. «Новый человек не стареется, но все больше и больше расцветает и разрастается познанием Бога и вещей Божественных, всегда и всегда являясь юнеющим и, однако ж, тем более крепнущим, чем полнейшее стяжевает ведение и чем большего сподобляется» (блаженный Феофилакт). «Совлеклись вы ветхого и облеклись в нового вместо него. Не ожидайте, чтобы и с этим случилось то же (то есть чтоб обветшал) Напротив, чем более он живет, тем более приближается не к старости, а к юности, которая лучше прежней. Ибо, чем более он приобретает знания, тем большего удостоивается, и более цветет, и более имеет силы, не от юности только, но и от образа, к которому приближается» (святой Златоуст). «Таково свойство добродетельной жизни по Богу, что она присно юнеет; хотя кажется телесно стареющеюся, но духовно всегда цветет» (Экумений).

Обновляемого в разум, по образу Создавшаго его. Обновление идет собственно по образу Создавшего, как это очевидно само собою. Что же есть в разум, εις επιγνωσιν? Это есть указание или цели обновления, или следствия, его сопровождающего; то есть обновляется верующий, воссозданный в крещении, по образу вновь создавшего его здесь Господа, с тою целию, чтобы познать, обогатиться ведением, или обновляется таким образом и чрез это обогащается ведением. Знания ни Господь, устрояющий наше спасение, ни человек, взыскавший в Нем спасения, не имеют в цели. Знание — одна часть, спасение же обнимает все естество, во всех его проявлениях, и обновление тоже идет всеобъемлюще. Но то несомненно верно, что знание, разумеется, духовное, имеющее предметом порядки духовной жизни в Боге, всегда идет по следам обновления духовного. И такое только знание истинно, прочно и благонадежно. Но оно приемлется, а не ищется. Сретающий его дух радуется, как обретающий корысть многу; но не как торговец, получающий прибыль, на которую наперед рассчитывал. Оно является всегда внезапу. Вот как оно идет: обновляющийся, обновляясь, сретает нечто новое. Это новое не минует сознания, а дает ему о себе знать. Действующее лицо, принимая его в свое сознание, спознается с ним и начинает знать его. Глаз чувственный увидел вещь и знает ее Так и сознание сознает, что в себе, и знает то Всякое духовное ведение только таким путем достается. Оно есть признание, — в коем познающий говорит в себе: ну, теперь знаю. Вижу, испытываю, ощущаю и знаю.

Обновляется новый человек по образу Создавшаго его. Спрашивают: какой здесь образ разумеется, тот ли, по коему создан человек или по коему воссоздается? Не все ли одно? Создавший и Воссоздающий — не Один ли и Тот же? И образ, там и здесь,— не один ли и тот же? Создан человек по образу Божию; но потерял его. Теперь воссоздается в тот же образ и непрестанно обновляется, чтоб прийти в меру образа того. Блаженный Феодорит пишет: «в начале Бог всяческих сотворил нас и напечатлел в нас точные черты Божия образа, которые повредил грех (ныне во Христе Иисусе они снова воссоздаются). Сие говорил Апостол и в Послании к Римлянам: ихже предуведе, и предустави сообразных быти образу Сына Своего» (Рим 8:29). К сему приложил свое слово и Экумений: «таковый (то есть обновляемый благодатию) хранит в себе образ создавшего его Бога всегда чистым, не допуская примешиваться к нему чертам, заимствуемым из низшей области, лживым и прелестным (то есть приемлемым вследствие прельщения)». Во святом крещении во Христа облекаемся. Это облечение есть таинственно благодатное, восприятие в духе первообраза. Затем следует перенесение всех черт Христа Господа на соответствующие члены естества нашего. В сем труд произволения, подвиг целой жизни, производство обновления, или, как в Послании к Ефесеям, создание по Богу в правде и преподобии истины (ср.: Еф 4:24). Блаженный Феофилакт пишет: «по образу Создавшаго его, то есть Христа Христос не приходил в старость; но всегда был так прекрасен, что и сказать нельзя, красен добротою паче сынов человеческих (Пс 44:3). Ибо не сотворил греха, который старит и растлевает. И мы, созданные Им по образу Его, должны отсекать от себя всякое греховное растление и старение. Создание разумеет Апостол и то, которое бывает в крещении, и то, которое бывает чрез прекрасный образ жизни».

Чего ради об образе помянул здесь святой Павел? Течение речи потребовало. Пред сим он дал заповедь об отложении страстей раздражения. Сильнейшим побуждением к подавлению самого возникновения таких движений служит приведение на память, что мы есмы по образу всеблагого и всепрощающего Господа. Такое же сопоставление болезни и врачевства против него видим и в словах Господа в Евангелии: любите враги ваша, благословите кленущия вы, добро творите ненавидящим вас, и молитеся за творящих вам напасть и изгонящия вы: яко да будете сынове Отца вашего, Иже есть на Небесех, яко солнце Свое сияет на злыя и благия, и дождит на праведныя и на неправедныя. Будите убо вы совершени, якоже Отец ваш Небесный совершен есть (Мф 5:44–45, 48). То есть: будите убо милосерди, якоже и Отец ваш милосерд есть (Лк 6:36).

Стих 11. Идеже несть Еллин, ни Иудей, обрезание и необрезание, варвар и Скиф, раб и свободь, но всяческая и во всех Христос.

Идеже — где? «У Христа, у веры» (Экумений),— в новых порядках, началах и правилах жизни, заводимых верою Христовою, в царстве благодати Его. Здесь никакие разности не берутся в расчет, ни национальные, — еллин кто или иудей, ни религиозные,— обрезан ли кто или не обрезан, ни по образованию, — варвар кто или скиф, ни по гражданскому состоянию, — раб ли кто или свободь. Чем бы кто ни был, но принес веру — и принят; прилепился ко Христу Господу—и спасен. Благодать Божия о Христе Иисусе всех объединяет и из всех составляет единое тело. И здесь всяческая и во всех Христос. Не то или другое — Христос, но — всё, и не в том или другом, а во всех. Оттого все и суть едино. Как это? Во Христа облекаемся в крещении, черты образа Христова переносятся потом в нас, в действии непрестающего и все глубже и глубже проникающего обновления, на соответственные части естества. Все же сие совершает Христос. Он — начало и источник, из коего, Он — образ, по коему, Он и производитель, коим делается все во всех. Он как совершил воплощенное домостроительство спасения, так устрояет и спасение каждого по сему домостроительству. Это все христиане должны носить в сознании и чувстве. И в области всего сущего все предано Христу Господу; ибо Сам говорит: вся Мне предана суть. Дадеся Ми всяка власть на небеси и на земли (Мф. 11, 27; 28, 18). Мысль у Апостола та, что во Христе Иисусе все естественные разности исчезают. Значение и силу имеет только то, что каждый приемлет от Христа Господа и усвояет себе. Блаженный Феофилакт пишет сокращенно из святого Златоуста: «вот и еще похвальное отличие нового во Христе человека, что в нем не берется во внимание ничто внешнее: ни род, ни достоинство, ни предки, но что Христос есть черта отличия его, характер его. Во всех, по духу истинно добродетельной жизни образовавшихся, все есть Христос, то есть и род, и достоинство. Или иначе можно сказать: все вы один Христос, будучи телом Его». Продолжает сие Экумений. «Всяческая во всех Христос, поелику все мы едино тело есмы, Христа имеющие главою. Почему праведно для нас все Христос,— и Спаситель, и Господь, и глава, и Архиерей, и жертва. Во всех,— это или во всех делах, или во всех соприкосновенностях жизни нашей, или во всех нас. Ибо, говорит, у Бога нет лицеприятия».

Зачем помянул здесь Апостол о разностях между людьми вне Христа Господа и об объединении всех в Нем? Новое представляя побуждение к отложению страстей раздражения. Эти страсти производят разделение. Апостол, показав, как все и всё объединяется во Христе благодатию, говорит как бы: пристало ли вам, так всеобъемлюще и так глубоко объединенным в Христе, допускать в себе движение страстей, производящих среди вас разделение и нарушающих взаимное единение ваше, производимое в вас тем, что в вас все — Христос. Раздирая союз, Христа раздираешь.

Апостол учит обогащению

Раздел он христианина от страстей, теперь облекает его в добродетели. И как пред этим учил отлагать страсти похотения и раздражения, то теперь по противоположности внушает благорасположения, из коих одни идут против страстей похотения, а другие — против страстей раздражительности.

Ответьте на вопросы

Что нового вы узнали/поняли из толкований?

Чему это вас научило?

Подведите итоги

Что важного вы получили при чтении и размышлении над отрывком, при ответах на вопросы и чтении толкований?

Чему вы научились благодаря размышлению над отрывком, ответаv на вопросы и чтении. толкований?

Ответить на вопросы, поделиться своими размышлениями можно в комментариях

Данный материал подготовила

Татьяна Зайцева