В декабре 2012 года в Абаканской епархии прошли X Свято-Иннокентьевские чтения. Мы предлагаем вам текст доклада игумена Арсения (Соколова) «Слово Божие — реальность, созидающая церковную жизнь». Источник — «Татьянин день»
Словом Господа сотворены небеса,
и духом уст Его — все воинство их.
(Пс 33/32:6).
В новозаветной Книге Деяний Апостолов, по единодушному свидетельству Предания написанной евангелистом Лукой и представляющей собой не что иное, как первую историю Христианской Церкви, мы дважды читаем слова, которые могут представлять определенную трудность для понимания. Первый раз — в 6-й главе: «Слово Божие росло, и число учеников весьма умножалось в Иерусалиме» (Деян 6:7); второй раз — в 12-й: «Слово же Божие росло и распространялось» (Деян 12:24). Нет сомнений, в обоих этих местах Лука говорит о росте апостольской Церкви, об увеличении числа уверовавших во Христа и ставших Его последователями. Но почему автор Деяний, говоря о количественном росте христианских общин, предпочитает описывать его именно этими словами — «слово Божие росло»? Какая реальность стоит за этим? Каково значение божественного слова в рождении и формировании церковных общин? И какое значение придаем ему мы, православные христиане XXI от Рождества Христова века? На эти вопросы я постараюсь ответить в сегодняшнем докладе.
Для того чтобы понять, о чем хочет нам сказать автор Деяний, следует обратиться к другой составленной им книге — к Евангелию от Луки. Внимательный структурный и содержательный анализ этих двух книг говорит нам: Евангелие от Луки и Деяния Апостолов — единое произведение в двух частях. Обе книги так тесно между собой связаны, что, составляя предисловие ко второй, автор напоминает о первой: «Первую книгу написал я, Феофил, о всем, что Иисус делал и чему учил от начала до того дня, в который Он вознесся» (Деян 1:1-2). С описания вознесения, то есть, с того, чем завершается Третье Евангелие, начинается и книга Деяний. Итак, обратимся к Евангелию от Луки.
В последней главе этого Евангелия содержится пространный эпизод, отсутствующий у других евангелистов: явление воскресшего Христа двум путникам, возвращающимся домой из паломничества в Иерусалим (Лук 24:13-35). Из других Евангелий только эпилог Марка (текстологи этого эпилога, Мк 16:10-20, заставляет предположить знакомство автора эпилога с Евангелием от Луки) кратко, как бы вскользь упоминает о том, чтó Лука описывает столь подробно: «Явился в ином образе двум из них на дороге, когда они шли в селение. И те, возвратившись, возвестили прочим» (Мк 16:12-13). Матфей и Иоанн вовсе об этом не упоминают. Прочтем этот прекрасный рассказ, оставленный нам евангелистом Лукой (Лк 24:13-35):
«В тот же день двое из них шли в селение, отстоящее стадий на шестьдесят от Иерусалима, называемое Эммаус; и разговаривали между собою о всех сих событиях. И когда они разговаривали и рассуждали между собою, и Сам Иисус, приблизившись, пошел с ними. Но глаза их были удержаны, так что они не узнали Его. Он же сказал им: о чем это вы, идя, рассуждаете между собою, и отчего вы печальны? Один из них, именем Клеопа, сказал Ему в ответ: неужели Ты один из пришедших в Иерусалим не знаешь о происшедшем в нем в эти дни? И сказал им: о чем? Они сказали Ему: что было с Иисусом Назарянином, Который был пророк, сильный в деле и слове пред Богом и всем народом; как предали Его первосвященники и начальники наши для осуждения на смерть и распяли Его. А мы надеялись было, что Он есть Тот, Который должен избавить Израиля; но со всем тем, уже третий день ныне, как это произошло. Но и некоторые женщины из наших изумили нас: они были рано у гроба и не нашли тела Его и, придя, сказывали, что они видели и явление Ангелов, которые говорят, что Он жив. И пошли некоторые из наших ко гробу и нашли так, как и женщины говорили, но Его не видели. Тогда Он сказал им: о, несмысленные и медлительные сердцем, чтобы веровать всему, что предсказывали пророки! Не так ли надлежало пострадать Христу и войти в славу Свою? И, начав от Моисея, из всех пророков изъяснял им сказанное о Нем во всем Писании. И приблизились они к тому селению, в которое шли; и Он показывал им вид, что хочет идти далее. Но они удерживали Его, говоря: останься с нами, потому что день уже склонился к вечеру. И Он вошел и остался с ними. И когда Он возлежал с ними, то, взяв хлеб, благословил, преломил и подал им. Тогда открылись у них глаза, и они узнали Его. Но Он стал невидим для них. И они сказали друг другу: не горело ли в нас сердце наше, когда Он говорил нам на дороге и когда изъяснял нам Писание? И, встав в тот же час, возвратились в Иерусалим и нашли вместе одиннадцать Апостолов и бывших с ними, которые говорили, что Господь истинно воскрес и явился Симону. И они рассказывали о происшедшем на пути, и как Он был узнан ими в преломлении хлеба».
В этом рассказе — два ключевых момента. Первый — изъяснение Иисусом Писания. Закон, Пророки и Псалмы (Лк 24:44) — три раздела, из которых состоит Танах, еврейская Библия, которую мы называем Ветхим Заветом (Псалмами здесь назван раздел Писаний, по главной книге этого, третьего раздела). Второй момент — преломление хлеба. Сердца учеников возгораются, когда их таинственный Спутник говорит с ними и объясняет им Писание. А когда он преломляет с ними хлеб, они узнают его, у них уже не остается сомнений — это Он, их воскресший Учитель.
Первым читателям Евангелия от Луки этот рассказ должен был очень красноречиво говорить о том, что они (наверное, тоже путники, рассеянные из Иерусалима в результате Иудейской войны) должны научиться узнавать Господа Иисуса именно в этих двух вещах — в Писании и Евхаристии.
Точно то же должно происходить с нами, современными последователями Христа. Не случайно наш Никео-Цареградский символ веры содержит слова, которые, казалось бы, при первом прочтении могут показаться лишними — мы не просто веруем во Христа, воскресшего в третий день, но — воскресшего в третий день по Писаниям. В Евангелии от Иоанна неверие апостолов в воскресение Христа объясняется тем, что «они еще не знали из Писания, что Ему надлежало воскреснуть из мертвых» (Ин 20:9). Четвертое Евангелие тем самым подчеркивает: вера в Христово воскресение удостоверяется свидетельством Писаний. Следует заметить, что под Писаниями у Иоанна, как и у Луки, понимается еврейская Библия, Танах, Ветхий Завет — новозаветные Писания если к тому времени и начали появляться, к ним еще не было отношения как к священным текстам. Пройдут века, прежде чем Евангелия и апостольские Послания будут канонизированы. В апостольский век и в нескольких последующих христианских поколениях устная проповедь о Христе значила гораздо больше, чем письменные Евангелия, устное свидетельство о смерти и воскресении Спасителя было авторитетней письменного. Письменное еще не стало новозаветным Писанием. Устная проповедь и была Евангелием: «идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари» (Мк 16:15). Эту устную проповедь о Христе Павел называет «благовествованием Христовым» (1 Фес 3:2, 1 Кор 9:12, Флп 1:27 и др.), а также «своим благовествованием» (напр., Рим 2:16; 14:24, 2 Тим 2:8 и др.). Собственно же Писанием первых поколений христиан оставались лишь тексты еврейской Библии (чаще всего в греческом переводе Семидесяти, LXX), которая поздней получила в христианской традиции наименование «Старого» или «Ветхого Завета».
Почитание канонических Евангелий как священных, богодухновенных текстов, содержащих подлинное слово Божие, обусловлено лишь одним — эти тексты, как и предшествовавшая им устная апостольская проповедь, содержат неискаженную весть о Христе, о его жизни, смерти и воскресении. Они содержат учение Христа, который Сам есть воплощенное Слово Божье: в Нем, по свидетельству Евангелия от Иоанна, это «Слово стало плотию и обитало с нами» (Ин 1:14). Именно поэтому мы, перед тем, как совершить Евхаристию, слушаем Евангелие. Чтение Евангелия и его истолкование всегда предшествуют Евхаристии, составляя вместе с ней единое богослужение — Божественную литургию, совершая которую, мы, подобно тем эммаусским путникам, узнаём воскресшего Христа и общаемся с Ним.
Свидетельством глубокого литургического кризиса можно считать определенное вытеснение слова Божия в том образе совершения литургии, к которому мы, увы, привыкли. Оценивать сам многовековой литургический кризис предоставим ученым-литургистам, а в этом выступлении позвольте поделиться лишь некоторыми небольшими наблюдениями.
Приблизительно к VII веку из византийской литургической практики исчезает ветхозаветное чтение. Оно остается лишь в Церквах за пределами Византии — в частности, в Европе, Сирии, Египте. В XX веке в практику Русской Православной Церкви возвращается совершение литургии Иакова, с 30-х годов в Русской Зарубежной Церкви, а с 60-х годов, усилиями приснопамятного митрополита Никодима (Ротова), и в России. Сегодня литургия Иакова совершается во многих епархиях, в том числе в Абаканской. Всякий, принимавший в ней участие, знает, что при ее совершении читаются не только Евангелие и Апостол, но и отрывок из Ветхого Завета, обычно из какой-нибудь пророческой книги. Но когда-то так было не только на литургии Иакова, но и на любой литургии, в том числе на литургии Василия Великого и на литургии Иоанна Златоуста. Все верные, как когда-то эммаусские путники, удостоверялись таким образом не только из новозаветных Писаний, но и из Закона, Пророков и Псалмов в истинности своей христианской веры.
За чтением Писаний в литургическом богослужении всегда следует проповедь. Проповедь разъясняет божественное слово, актуализирует его для верных, она помогает участникам богослужения понять его и найти ему применение в жизни христианской общины. В литургической проповеди, конечно, может быть место и для нравственных поучений, и для примеров из жизни святых подвижников благочестия, но все это не должно заменять собой главного — объяснения Священного Писания. У литургической проповеди одно-единственное законное место — сразу после чтения священных текстов. По завершении Божественной литургии может быть что угодно — поучение, наставление, пастырская беседа, но не литургическая проповедь, у которой, чтобы оставаться литургической, богослужебной проповедью, одно логичное место — сразу после литургических чтений. К счастью, сегодня в нашей Церкви литургическая проповедь возвращается на свое место. Сам предстоятель, святейший Патриарх подает в этом пример, всегда проповедуя после Евангелия. Насколько мне известно, усилиями владыки Ионафана это теперь входит и в традицию Абаканской епархии.
Когда-то, во время учебы в семинариях, преподаватели гомилетики учили нас искусству произнесения проповеди не только на литургии, но и на других богослужениях: на соборовании, на отпевании, при благословении жилища, на молебне перед путешествием и так далее. При совершении всех этих чинов, так называемых треб — где место проповеди? Опять же после Евангелия. Треб без чтения Евангелия не бывает, не должно быть и треб без проповеди. Я сейчас сознательно не упоминаю крещение, миропомазание и бракосочетание, которые в идеале должны совершаться на Божественной литургии: сама структура этих чинов однозначно свидетельствует об их неотделимости от евхаристического богослужения.
Вечерня и утреня тоже, конечно же, должны включать в себя проповедь на прочитанные библейские тексты. Но, увы, на воскресной утрене проповедь обычно опускается, а на вечерне, кроме того, за исключением больших праздников, и Писание не читается. Исчезновение из будничных, субботних и воскресных вечерен паремийных чтений произошло в Византии примерно в то же время, что и исчезновение ветхозаветных чтений на литургии, может, несколько позже. В воспоминание о том, что паремийные чтения когда-то были на каждой вечерне, нам остались прокимны — строки из псалмов, предваряющие эти чтения, подготавливающие верных к слушанию отрывков из Писания, усиливающие их внимание. Прокимны мы читаем и поем неопустительно, а после них — ничего. Из вечерни вырвано самое главное, ее центральная, кульминационная часть — чтение Священного Писания и проповедь. Попутно можно заметить, и в этом я согласен с иереем Алексием Зыряновым из Енисейской епархии, что вечерня по своей структуре и своему содержанию обращена прежде всего на катехуменов, ее характер — огласительный. А оглашения, как мы понимаем, без Священного Писания не бывает: чем оглашаются катехумены, как не словом Божьим и проповедью?
В этот грустный перечень можно включить исчезновение библейских песен из чинопоследования утрени (только Великим постом да на Страстной седмице эти священные песни у нас все еще поются), а также сокращение или полное опущение чтения кафизм Псалтири на вечерне и утрене.
Это о том, когда у нас на богослужениях читается, или, скорее, не читается Священное Писание. Теперь несколько слов о том, как оно читается. Бывая в соборах и монастырях в России, участвуя в богослужениях, всегда замечаю, как стройно, чинно и красиво они совершаются. Но поражает и другое — какое незначительное место отведено в богослужении слову Божию. Проповедь часто произносится все еще в конце богослужения, а ее содержание часто лишь косвенно согласуется с литургическими текстами. Евангельское и апостольское слово звучит невразумительно, на древнем, таком красивом и таком малопонятном для современника языке. А порой еще и читается спиной к народу, как если бы оно было молитвой, обращенной к Богу, а не божественным словом, обращенным к людям. Было бы, наверное, странно произносить проповедь лицом к алтарю, но разве не странно провозглашать людям Божье слово, повернувшись к ним спиной? Кстати, это только наш, российский обычай, мы не встретим такого в других Поместных Церквах. И даже в нашей Церкви это не везде так. Например, в Молдове диакона или священника не поймут, если он станет читать Евангелие спиной к слушателям, примут, пожалуй, за странного «обновленца».
«Вера от слышания, а слышание — от слова Божия» (Рим 10:17, ср. Ам 8:11). Эти слова апостола Павла, конечно же, всем нам известны. Но какой будет вера народа Божия, если слово Божие перестанет быть слышимо? Или, если и будет слышимо, но не будет распознаваемо и понимаемо?
Но Писание мы должны читать и слушать не только на богослужении. Сегодня каждый христианин имеет свой собственный экземпляр Библии, причем не только в бумажном, но и в электронном виде. Вопрос, насколько усердно мы поучаемся в божественном слове, подобно праведнику Первого псалма, «размышляющему о законе Господнем день и ночь»? Митрополит Волоколамский Иларион в своем недавнем выступлении на конференции в Бозе (Италия), посвященном месту Священного Писания в богословии и вообще в церковной жизни, справедливо сказал: «Православный христианин должен знать Библию и жить по Библии. Быть православным христианином и не знать Библию нелепо и грешно. Однако далеко не все православные христиане хорошо знают и систематически изучают Библию»[1].
Конечно, даже читая и изучая Библию в уединении, мы никогда не делаем этого в одиночку. Во-первых, потому, что, как верно заметил Поль Рикёр, никто не приходит в этот мир без багажа. А во-вторых, мы живем среди людей, которые оказывают на нас влияние. Ну а когда читатель Библии является христианином, то на его прочтение и понимание священных текстов всегда будет оказывать влияние та конфессия и та община, к которой он принадлежит[2].
Мы, православные христиане, верим, что в написанном человеческими словами Священном Писании содержится слово Божие, что Сам Бог говорит с нами на человеческом языке. Лучше всего для описания природы Священного Писания подходит Халкидонский догмат. Как во Христе, воплощенном Слове Божьем неслитны и нераздельны божественная и человеческая природы, так и в Библии присутствую вместе божественное и человеческое слово. Пренебрежение одной из двух сторон Библии неизбежно приводит к искажениям, чем-то напоминающим древние христологические ереси: или к обожествлению буквы (ср. монофизитство), или к отрицанию богодухновенности (ср. несторианство). Первым грешат фундаменталисты, сторонники вербальной теории богодухновенности, вторым — светские ученые, не видящие в Священном Писании ничего божественного. Церковное же отношение к Священному Писанию избегает этих двух искажений: не обожествляет букву, но и не умаляет богодухновенности. Православному христианину, который хочет, читая и изучая Библию, оставаться в русле церковной традиции ее интерпретации, очень важно об этом помнить.
Сегодня, особенно в больших городах у нас есть прекрасная возможность изучать Библию в группах. Создаются библейские и евангельские кружки на приходах, под руководством образованных и ответственных пастырей, а иногда, как, например, в Йошкар-Оле, и под руководством епископа. Можно также проводить библейские семинары и конференции, подобные нынешней, а при современном развитии компьютерных технологий эти мероприятия могут быть доступны и тем, кто живет далеко от места их проведения и по каким-то причинам не может на них приехать.
Часто Священное Писание оказывается на периферии нашей церковной и духовной жизни. Наша задача — вернуть его на приличествующее место, в центр жизни церковных общин, как приходских, так и монашеских. Только когда община постоянно прислушивается к звучащему в Писании Слову Божию, когда строит свою внутреннюю жизнь, руководствуясь им, только тогда в ней не будет никаких духовных перекосов и только тогда она может приносить доброкачественные плоды.
В церковной истории немало примеров именно такого отношения к Священному Писанию. Вот некоторые. Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин, долго живший среди египетских монахов, говорит, что сутки монаха должны делиться на четыре равные части: шесть часов необходимо уделять чтению Священного Писания, шесть — молитве, шесть — рукоделию и столько же сну. Понятно, это идеал, не учитывающий время, которое все мы, в том числе монахи, по необходимости тратим на что-то другое — на прием пищи, стирку и прочее — но важен сам принцип: изучению Писания отводится не меньше времени, чем сну или молитве. У некоторых сирийских монахов в древности было вот какое монашеское молитвенное правило: они ежедневно прочитывали всю Псалтирь. К Псалтири отношение в древности было особым. Так, патриарх Геннадий Цареградский не поставлял никого в диаконы, если кандидат не знал Псалтирь наизусть. Было не редким знание наизусть и Евангелия. Можно привести и примеры, более близкие нам по времени. Преподобный Серафим Саровский, как известно, ежедневно прочитывал по целому Евангелию. А знаменитый русский богослов XX века Владимир Лосский, как говорят, трясясь в парижских трамваях, всегда читал греческий Новый Завет карманного формата, а Великим постом перечитывал целиком всю Библию. Нам, по сравнению с Лосским, и проще, и сложней. Проще потому, что теперь у каждого в кармане iPhone или другой гаджет, в который можно закачать Библию на всех, каких только можно языках, а в придачу — горы пособий и справочной литературы. Сложней — потому, что мы, в отличие от Владимира Николаевича, живем уже совсем в другое время, время постмодерна, когда всё трудней сосредоточиться, всё трудней умолкнуть самим и настроить внутренний слух на слушание Божьего слова. Мы разучились читать медленно и внимательно, разучились внимать читаемому слову, размышлять над ним, вступать с ним в диалог и хранить его в своем сердце. Нам, при всей технической доступности текстов, требуется больше усилий для их восприятия, чем в старину, когда такой технической доступности не было.
Эти чтения, не первый год проводимые в благословенной Абаканской епархии, носят имя одного из величайших миссионеров не только Русской Церкви, но и Христианской Церкви вообще — имя святителя Иннокентия Алеутского. Если применить выражение евангелиста Луки, можно сказать: усилиями этого апостола Сибири, Дальнего Востока и Америки слово Божие выросло в этих обширных землях. Об апостольских трудах святителя Иннокентия можно рассказывать долго и увлекательно, но этого не позволяют скромные рамки настоящего доклада[3]. Напомню лишь, что самым важным в деле христианизации язычников Российской империи Иннокентий считал две вещи: перевод на национальные языки Евангелия и Божественной литургии, чтобы в них (можно вспомнить все то же Евангелие от Луки) новообращенные узнали своего Спасителя, проповеданного им Иннокентием. И преуспел в этом немало: многие народы Дальнего Востока, Крайнего Севера и Северной Америки получили на своих языках евангельские и литургические тексты и из идолопоклонников-шаманистов стали христианами.
Несомненно, то, что делал святой Иннокентий Алеутский в XIX веке для якутов и коряков, для чукчей и алеутов, не потеряло своей актуальности и в XXI веке, в том числе для хакасов, тувинцев и монголов. К счастью, хакасы (кстати, один из немногих тюркских народов, принявших христианство) имеют на родном языке Новый Завет. А на тувинском языке усилиями Института перевода Библии недавно увидела свет и полная Библия. Будет ли переведена на тувинский и хакасский языки также литургия? Будет ли совершаться богослужение на родном для них языке? От ответов на эти вопросы зависит будущее христианства здесь, в центре Евразии.
В заключение позвольте привести три высказывания отцов Церкви о том, как важно читать и изучать Священное Писание:
«Незнание Писаний — великая стремнина и глубокая пропасть».
Святитель Епифаний Кипрский, IV-V век.
«Когда заметишь, что тебе скучно чтение Божественных Писаний, знай, что душа твоя впала в тяжкую болезнь, ибо это — начало зла, подверженные которому пожали плод смерти».
Преподобный Ефрем Сирин, IV век.
Наконец, самое лаконичное высказывание — из блаженного Иеронима, отца церковной экзегетики. Им я и закончу свое выступление:
«Не знать Писания — не знать Христа!».
Блаженный Иероним Стридонский, V век.
[1]Иларион (Алфеев), митр. Волоколамский. О значении Священного Писания в современном православном богословии. http://www.bogoslov.ru/text/1975217.html
[2] О втором факторе подробно рассуждает, напр., Андрей Десницкий: Десницкий А. Введение в библейскую экзегетику. Москва, 2011. С. 19-33.
[3]О свт. Иннокентии Алеутском см., напр.: Арсений (Соколов), игумен. Миссионерский подвиг святителя Иннокентия. http://www.pravmir.ru/missionerskij-podvig-svyatitelya-innokentiya
